И можно творить все, что угодно. Но мир слишком прекрасен для этого (с)
Кусочки гейского повествования
Реми Самбора - очаровательный молодой человек. На четверть японец, красит волосы в светлый. Сын Кёйи и Черри Самбора. Очень эмоциональный и раскрепощенный индивид. Бросил школу и стал работать мерчендайзером. Состоял в любовной связи со своим внучатым дядей Зуккеро (благодаря зелью бессмертия они родились с Реми в одно время). Зуко помогал ему с математикой, а Реми писал для него рассказы. Когда Зуккеро влюбился в Натали, Реми подсел на колеса. Убежал в Японию. Там поступил на факультет дизайна, куратором которого являлся его будущий возлюбленный Людвиг Мелькерссон. Впоследствии стал известным дизайнером. Персонаж принадлежит Neko Lovecraft
Людвиг Мелькерссон - преподаватель черчения и куратор в университете. Ирландец. Много пьет, курит. Очень педантичен и талантлив. Бывает грубым. Внешность брутальная: довольно мускулистый, носит щетину. Ввязался в интрижку со своим нерадивым студентом. Возраст ~ 40 лет. Персонаж принадлежит Margay
Мотоки - еще один ученик Людвига. Сосед Реми по комнате. Наивен и чист душой. Изо всех сил хочет подружиться с Реми. Лучший ученик в классе.
Людвиг
- Куратор?!
Я находился в Ирландии, когда мне позвонили из университета, в котором я преподаю, и предложили стать куратором группы первокурсников. Мне настоятельно порекомендовали не отказываться, сказали, они считают, что я вполне готов для этого. Что они подразумевают под "готов"? Морально? Профессионально? Это смешно, я и без них знаю, чего я стою. Или, может, каким-то образом просочилась информация о том, каким я раньше был учителем? Сплетни из Ирландии в Японию (путь не близкий) могли извратить всё в сто крат и выставить меня этаким Майком Тайсоном преподавания. Например, я откусывал уши нерадивым ученикам или руки им ломал! В принципе, я это и делал, только в моральном плане... В общем, не знаю, что там японские руководители и коллеги думали обо мне, но я воспринял их предложение, как вызов и решил согласиться.
Все последние дни перед вылетом в Токио я думал и гадал (ничего не мог с собой поделать), окажутся ли мои подопечные полными олухами или среди них будут те, для кого я могу представлять хоть какой-то интерес, как преподаватель.
Это испытание, говорил я себе. Постройка нового торгового центра, преподавательская деятельность в универе... И вот оно, счастье, теперь я куратор. Я раздумывал, стану ли я пить больше в этом году? Ум подсказывал, что, хорошо бы, сократить потребление алкоголя, но сердце кричало, что... ДА, ЛЮДВИГ, ТЫ СТАНЕШЬ ПИТЬ ГОРА-А-А-АЗДО БОЛЬШЕ, ЧЕМ РАНЬШЕ. Иначе ты не выдержишь, Людвиг.
Работа, от которой теперь морально я буду выматываться раза в три больше (спасибо декану), отсутствие постоянного сексуального партнёра (в этом году мистер Мелькерссон будет очень злым, ребятки, готовьтесь!)... В общем, нужно будет сразу по возвращению пополнить запасы своего бара.
По крайней мере, через несколько дней я свалю из этой сраной ирландской дыры. Когда я здесь, я скучаю по цивилизации. А Токио, как известно, цивилизация цивилизаций. Как моя семья может продолжать жить в этой глуши? Мне не понять. Когда мне было лет шестнадцать, я понял, что всё, к чему я могу стремиться в тех местах, где я рос, так это к тому, чтобы стать таким же алкоголиком, как мой отец. А оба моих братьев, что Колин, что Гаррет, видимо, решили пойти по стопам нашего папаши. К ним же присоединился муж моей старшей сестры Иты. А всё, что оставалось мне, - уехать. Вопрос "Куда?" даже не возник, так как я болел Японией с подросткового возраста. Я давно вызубрил разговорник, изучив его вдоль и поперёк, и даже занимался с репетитором, к которому ездил в Дублин раз в неделю, потому что дорога в одну сторону занимала 2 часа.
Реми
Лишь бы подальше, лишь бы забыть, лишь бы не видеть его… Куда? На Северный полюс?
А может, в Японию?
Все плохо. Хуже некуда…
Зачем ты меня бросил? Разве нам было плохо? Я не заметил. Чем я хуже твоей Натали?!
Позвонил в аэропорт. Заказал билет. Собрал вещи… Теперь что?
Не хочу ни с кем прощаться. Пошли они все!
- Принесите, пожалуйста, воды и одеяло, - попросил я стюардессу.
Достал из кармана свое маленькое круглое лекарство. Назову эту таблетку Зуккеро. Нет, не в честь тебя. Лишь в надежде, что она подсластит мою жизнь. Я обещал тебе, что завяжу с колесами… Но теперь это не имеет значения.
Маленькая Зуккеро уже начала действовать. Я завернулся в одеяло и закрыл глаза. Меня ждет другой полет, еще более увлекательный…
***
Какое-то собрание с куратором. Кто такой куратор?.. Отврат…
Неужели мне серьезно придется учиться? Как же меня все бесят! Я уставился в окно. Пасмурно…
Зуко… ты сделал мою куклу вуду и воткнул иголки в сердце?
Я надеялся, что попав в страну с уникальной культурой, смогу легко отвлечься от мыслей о тебе… Не зря я назвал таблетку Зуккеро… Ты как наркотик… Я подсел на тебя…
- Юноша! – резкий циничный голос, японский язык режет слух.
- Что? – медленно отвечаю я на английском. Звучит, словно я – богатенькая самоуверенная сучка. Ничего не могу поделать. После колес все делаю медленно и не говорю по-японски.
Поворачиваю голову, на меня смотрит какое-то угрюмое небритое лицо. Ниче не понимаю…
- У меня сегодня совсем не то настроение, чтобы все повторять дважды, девочка моя. Поэтому, если тебе неинтересно, можешь не мучить себя, а молча удалиться, пока я сам тебя не выгнал.
Длинная фраза… Слишком длинная…
- Мистер… - начал я.
- Мелькерссон, - испуганно шепнули мне слева.
- Мистер Меркельсон, - продолжил я на английском, - Я себя неважно чувствую. Давайте я просто посижу здесь, пока вы не закончите свои длинные и заумные речи, после чего мы с вами мирно разойдемся.
- Идиот! - опять зашептал кто-то, - Он твое имя спросил!
- Я, кстати, Реми, - снова обратился я… к куратору? Так как все явно ждали продолжения, я добавил:
- Самбора, - свалить бы уже поскорей!
Людвиг
Шли дни. Всё было лучше, чем я ожидал. Студенты были не столь тупоголовы и ленивы, как я ожидал. Большинство имело твёрдую "четвёрку" по моему предмету черчению. Но некоторые из студентов отличались от общей массы. Один из них слушал меня с открытым ртом (в дни похмелья я предпочитал не смотреть в его сторону, объясняя тему, очень уж бесил), домашние задание он выполнял идеально, все правила знал наизусть, всегда задавал много неглупых вопросов по теме и читал всю дополнительную литературу, которую я рекомендовал, понимая, что даже половину из неё прочитать нереально, а он мог. Это один. Удивительный японский любознайка.
Второй удивлял ещё больше. Он был худ и хрупок, его веки всегда были розоватыми, глаза затуманенными, и очень скоро я догадался, что парнишка на чём-то стабильно сидит. Иногда на парах он сидел притихший, иногда всерьёз дерзил мне и другим преподам. На него многие жаловались. По успеваемости он был последним в группе. Не то, чтоб совсем плох, но чуть хуже других. Вечная рассеянность, невнимательность и периодическая дерзость служили ему плохую службу. "Ты нарвёшься когда-нибудь", - думал я много раз, когда он выводил меня из себя, и скрежетал зубами.
Иной раз, объясняя что-то, я ловил на себе его взгляд и думал: "Почему то, как он смотрит на меня, кажется мне развратным?". "Потому что ты - гей, Людвиг, - тут же отвечал внутренний голос, - гей, который не трахался уже больше месяца".
Я понимал, что нужно что-то делать, потому что вышеописаный мальчишка портил мне всю картину. Из-за него статистика успеваемости в группе была ниже, чем могла бы быть, если бы он взялся за ум.
А звали его Реми Самбора.
Реми
Какой-то знакомый голос послышался из обволакивающего меня тумана. Сначала он доносился откуда-то издалека, но постепенно набирал силу.
- …вам настоятельно советовал бы…
Голос снова удалился. Хорошая розовая таблеточка))) Надо будет попробовать ее перед сном. Снотворное уже не помогает.
Розовая таблеточка))) Черт! Опять забыл, как называется!
- И что это за таблетка?
- Откуда я знаю?
- Что значит, откуда? Ты даже не знаешь, что ты употребляешь?
- А зачем? Я просто покупаю таблетки. Мне хорошо. А все эти названия… они такие мудреные…
- Моя блондиночка.
- А не пошел бы ты!
- Не злись. Иди ко мне…
- Самбора!!! – кто-то крикнул мне почти в самое ухо, и я без труда узнал скрипучий голос господина Яусико, - Боюсь, мне придется поговорить с вашим куратором о вашем отчислении! Специально сообщаю вам это на английском, чтобы вы поняли!
Я проморгался и прочистил голос:
- А в чем, собственно, дело? Разве сейчас не начало учебного года и… все такое? Сессия еще не скоро, а там я уж как-нибудь…
К моему величайшему удивлению Яусико побагровел:
- Вы не сдали ни одного домашнего задания!!!
- Э-ээ… Ну, да… А разве нам что-то задавали? – пытался въехать я.
- Да, задавали, - прошептал мой сосед по комнате, а сейчас и сосед по парте, Мотоки, - Тебя не было на нескольких парах. Может, ты просто не видел: их указали в расписании только потом.
- Ну, вот! Ничего удивительного! – громко и почему-то злостно заявил я, - Разумные люди не поленились бы сразу составить нормальное расписание! Мне что, поминутно туда заглядывать?! Может, скАжите еще вам задницу поцеловать?!
Господин Яусико, морщась, потер лысину, издал какой-то самурайский звук и проорал:
- В-ОО-ОН!!!
- Да подавитесь вы! – крикнул я в ответ и сгреб с парты тетрадь. Мою пустую, чистую тетрадь.
***
Урок черчения с самым строгим учителем на свете. То есть с нашим куратором. Вчера Яусико нажаловался ему, и после пары меня ждет выволочка. Я готов. Я ничего не употреблял перед парами и готов высказать ему все, что я думаю о методах преподавания в этом университете. Я выскажу все об этих дотошных людях с указками в руках, которые никак не могут оставить меня в покое, об этих садистах, которым доставляет удовольствие спрашивать меня именно тогда, когда я хуже всего себя чувствую. Весь преподавательский состав уже в курсе, что я часто «болею», как говорит им Мотоки. Этот наивный парнишка действительно так считает!
Как-то после особо забойной дозы мне было очень плохо. Страшно болела голова, я лежал в постели с насквозь мокрыми от пота простынями. Мотоки решил, что это обычная простуда и три дня ухаживал за мной: менял постельное белье, помогал мне переодеваться, кормил меня. В общем, он очень хороший. Думаю, именно тогда мы и стали друзьями. Единственное, что омрачало эту новую дружбу – наш куратор. Благодаря Мотоки он знал все подробности моей «болезни». Конечно, он ничего обо мне не спрашивал. Мотоки сам все рассказывал, наверное, пытаясь спасти мою репутацию и доказать, что я отсутствую по уважительной причине. Узнав об этом, я был в бешенстве и потребовал у Мотоки ничего больше не рассказывать.
- Но почему? – удивился Мотоки.
Ну, разве я мог сказать ему, что я – наркоман? Поэтому мне оставалось лишь махнуть рукой и молча злиться, когда улыбающийся Мотоки возвращался с пар и радостно сообщал:
- Ты знаешь, кажется, мистер Мелькерссон совсем не злиться! Я описал, каким слабым ты стал из-за болезни. Сказал, что вчера ты даже не смог удержать в руке кружку, но быстро идешь на поправку. И самое главное! Я уговорил его отложить срок сдачи твоих долгов по черчению!
Я вздохнул и отвернулся к стене. Долги. Я совсем забыл о них.
Я помню, что тогда почувствовал себя крайне беспомощным и слабым. Помню, как от обиды на весь мир у меня из глаз брызнули слезы.
Эта обида готовилась вылиться в гневную тираду о несправедливости жизни, и всю пару я сидел как на иголках.
- Урок окончен. Все свободны. Кроме Самборы.
Все поднялись, а я остался сидеть. Когда аудитория опустела, куратор стремительно подошел, повернул стоящий перед моей партой стул и сел лицом ко мне.
Я был готов. Я хотел кусаться, спорить, доказывать. Я смело смотрел ему в глаза, напряженный, словно сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент. На каждый его довод я заранее знал ответ.
Только никаких доводов почему-то не последовало. Куратор просто смотрел на меня, облокотившись на парту. Этот странный взгляд. Не недовольный, не гневный, не презрительный. В нем было всего понемногу. И еще отблеск усталости. Он смотрел так, что все заранее приготовленные мной ответы, мои мысли о несправедливости жизни, показались мне смешным детским лепетом. Нет, я ничего не могу ему сказать. Он слишком сильный для меня. Я снова почувствовал себя беспомощным и раздавленным и, наконец, отвел взгляд – теперь он упирался в парту.
Слова о моем отчислении так и не прозвучали. Вместо этого давящая тишина становилась еще напряженнее. У меня вспотели ладони. Нужно было что-то немедленно сказать или сделать. Но все, на что меня хватило, это снова попытаться взглянуть на куратора, чтобы, по крайней мере, узнать, что он сейчас делает. Встретив все тот же пронизывающий взгляд, я поспешно опустил голову.
- Свободен, Самбора, - тут же сказал куратор, - Пятое декабря – последний срок сдачи долгов. Надеюсь, двух недель тебе хватит.
Я быстро поднялся и, пробормотав «До свидания», вылетел из класса.
***
Его взгляд пронизывает меня насквозь. Я боюсь посмотреть ему в глаза, потому что он может прочитать мои мысли. Этот взгляд меня не отпускает. Этот взгляд такой тяжелый, потому что он полон страсти… Он слишком страстный. Я этого не вынесу… Его взгляд смущает меня. Я никогда не знал такого…У меня горит лицо. Я провожу потными ладонями по крышке парты. Напряженное молчание становится сексуальным. Эта напряженность постепенно переходит в мой член.
Он перегибается через парту и целует меня…
Игла циркуля упирается мне в горло. Сильное тело прижимает меня к стене. Свободная рука куратора освобождает меня от одежды…
Мои ноги обхватывают его талию. Опытные методичные движения его бедер приводят меня в экстаз. Я не просто стону, я вою. Я весь потный. Уже не от волнения, а возбуждения. Он тоже. Я замечаю на полу огромную лужу спермы и пота. С нас капают огромные капли пота. С его возбужденного члена и из меня капает лишняя сперма. Я хочу поцеловать его. Но мне в шею все еще упирается игла циркуля…
В глазах чернеет от оргазма…
- Реми! Реми! Проснись! Что с тобой? – на моей кровати сидит Мотоки и трясет меня за плечо.
Я брезгливо морщусь, чувствуя под собой мокрую простыню, и сажусь в кровати.
- Тебе плохо? Ты опять заболел? Позвать врача?
- С чего ты взял? – сонно спросил я и потер глаза.
- Ты кричал во сне!
- Что-что? – переспросил я и похолодел.
- Ну, не совсем кричал, скорее стонал. Но так громко, что я даже проснулся!
- Я стонал… - с презрением к себе осознал я.
- Что тебе снилось?
- Препод по черчению, - машинально ответил я. Тут я вспомнил весь свой сон от начала до конца и почувствовал, что краснею. Не может быть!
- Значит, это был просто кошмар, - облегченно вздохнул Мотоки, - Принести тебе горячего молока?
- Д-да, пожалуйста.
Мотоки ушел на кухню.
- О, боже, - тихо сказал я сам себе, отказываясь верить в свой сон. Я был в легком шоке, ведь я и не подозревал, что наш куратор способен вызывать у меня такие фантазии.
Я поднялся с кровати и пошел в душ.
Людвиг
Реми Самбора был ещё сложнее, чем казался на первый взгляд. Но дело не только в этом. Моя вина в этой истории заключалась в том, что мне просто было не до студентов. Я работал над важным проектом, самым большим торговым центром в Токио. Уставал и нервничал. А тут эти проблемы с Реми Самборой...
Во-первых, он не всегда готовился к занятиям (и не только к моим), а когда всё-таки делал домашнее задание, то, мягко говоря, не очень тщательно. Во-вторых, время от времени дерзил уважаемым профессорам нашего университета. И хотя иногда я бы и сам с превеликим удовольствием нелицеприятно высказался бы в их адрес в их же присутствии, это никуда не годилось. Реми Самбора заставлял меня нервничать и ломать голову перед сном, выдумывая, что мне с ним делать.
У мальчика явно были проблемы. Это видно сразу. Он употреблял какие-то наркотики, но точно делал это не из юношеской тяги к приключениям и пробам всего нового. Здесь были проблемы.
Проблемы, Людвиг, проблемы. Как же я ненавижу это слово. И самое неприятное в этой ситуации, что меня, как куратора Реми Самборы, эти проблемы касались напрямую. Они мешали ему учиться и прилично вести себя.
Я выяснил, что мальчик попал в универ не по блату. Я просмотрел его вступительные тесты. Неплохие результаты по математике и остальным предметам... Психологические тесты также в норме. Тестирование его IQ меня даже удивило. Результат выше нормы.
Индивидуальный подход, твердил я себе перед каждым уроком, ко всем должен быть индивидуальный подход, Людвиг.
Чёрт возьми, возражал я сам себе, это университет, а не ясли! А я преподаватель, который делает всё, что от него требуется и даже больше, а не детский психолог и не нянька.
Но я был уверен, что у Реми Самборы были серьёзные причины вести себя таким образом. Поэтому я позволил ему немного больше, чем обычно. О том, чем всё это закончится, я думать пока отказывался.
***
30 минут, у меня есть 30 минут. 30! Я лихорадочно стал бегать глазами по одному из тестов, которые мне только что сдали. У меня было полчаса на то, чтоб их проверить. Так как через час я уже должен быть в центре Токио и руководить строительством торгового комплекса.
Тесты нужно проверить как можно быстрее! Скорее! Их было около 70! С трёх групп... Хренова контрольная неделя, которая заканчивается завтра, а мне нужно заполнить ещё кучу ведомостей!
Чёрт возьми, я не могу сосредоточиться!
Я кое-как попытался сделаться как можно более спокойным. В таком состоянии я сумел проверить три с половиной работы, затем в дверь постучали...
- Войдите! - рявкнул и сжал челюсти от злости.
В аудиторию вошёл худощавый красивый молодой мужчина в черном сюртуке и с тростью и девушка в пышном платье, которое определённо заставляло вспомнить восемнадцатый век, с той лишь разницей, что он было чуть ниже колена, а не до пола. Они создавали впечатление вампиров из красивого мистического кино.
- Здравствуйте. Мистер Мелькерссон?
Я хмуро оглядев их и думая "Что за чертовщина?", кратко ответил:
- Да.
- Мы получили письмо от ректора... По поводу успеваемости нашего сына. Вернее сказать его НЕуспеваемости
Ректор? Письмо? Какой ещё сын? Неужели это Самборы? Хотя одного взгляда на этих странных людей было достаточно, чтобы определить их безусловное сходство с Реми. В какой ещё семье мог воспитываться такой парень, как Реми? По-моему, лучших условий для развития депрессии, нервоза и тяги к наркотикам не найти!
Да о чём я только думаю? Я им не судья!
Я жестом пригласил их сесть.
- Вы мистер и миссис Самбора? - дождавшись лёгкого кивка отца Реми (или он его брат? Гм), я продолжил. - Очень приятно, я куратор вашего сына. Да, так и есть, учёба вашего сына не слишком успешна.
Они заняли два стула напротив моего стола.
- Это я уже понял. Будете ли вы так добры озвучить конкретные претензии?
Мне казалось, мой мозг сейчас разорвется оттого, что мне жизненно необходимо заняться проверкой тестов, а этот денди разглагольствует тут такими оборотами...
- Хорошо, - ответил я, затем встал, подошёл к шкафу и достал стопку листов. Сел обратно и небрежно положил листы перед Самборами. - Это его самостоятельные и контрольные работы по некоторым предметам за последний месяц.
Там были в основном одни "неуд'ы". Пусть полюбуются, как старательно занимается их сынок. Наконец-то, это будет не только моей проблемой.
Отец Реми просмотрел все листы, беря каждый двумя пальцами за верхний уголок, и вздохнул:
- Как вы думаете, какова причина этого... хм... безобразия?
Я тоже вздохнул. Неужели не понятно?
- Причина, полагаю, в полном безразличии к учёбе, - мрачно пояснил я.
Ещё некоторое время я приводил им конкретные примеры полного нежелания Реми учиться, рассказывая о его поведении на уроках, после чего его мать обещала поговорить с ним.
Валите уже, думал я, ВАЛИТЕ!
- Я собираюсь позаниматься с Реми дополнительно, - продолжил я, - Но от этого не будет никакого толку, если ему всё это не надо...
- Мы поговорим с ним, мы постараемся сделать так, чтобы он понял нас, - ещё раз пообщела миссис Самбора. Какого чёрта, мелькнуло в голове, она не может быть его матерью! Одно дело молодо выглядящий японец, всё они юны на вид, но другое, когда девушка с европейской внешностью пытается выдавать себя за мать взрослого сына. Ей не больше двадцати! Или её хирург - виртуоз?
Остынь, Людвиг, это не твоё дело.
- Да, дорогая, иди найди Реми, а я скоро подойду, - мягко, но в то же время твёрдо сказал мистер Самбора. Она кивнула, попрощалась со мной и ушла.
Отец Реми продолжал сидеть молча. Я вопросительно посмотрел на него. Его взгляд был отрешённым и очень печальным. Тишина продолжалась несколько минут. Я, скрепя зубами, уже подумывал продолжить проверку тестов, когда вдруг Самбора-старший тихо заговорил:
- Я знаю, что вы очень хороший преподаватель и делаете всё от вас зависящее, и что инициатива должна исходить и от него тоже. Просто он совсем недавно пережил расставание с любимым человеком... Пожалуйста, будьте с ним помягче... Думаю, со временем всё наладится.
Затем он попрощался и оставил меня одного.
Реми Самбора - очаровательный молодой человек. На четверть японец, красит волосы в светлый. Сын Кёйи и Черри Самбора. Очень эмоциональный и раскрепощенный индивид. Бросил школу и стал работать мерчендайзером. Состоял в любовной связи со своим внучатым дядей Зуккеро (благодаря зелью бессмертия они родились с Реми в одно время). Зуко помогал ему с математикой, а Реми писал для него рассказы. Когда Зуккеро влюбился в Натали, Реми подсел на колеса. Убежал в Японию. Там поступил на факультет дизайна, куратором которого являлся его будущий возлюбленный Людвиг Мелькерссон. Впоследствии стал известным дизайнером. Персонаж принадлежит Neko Lovecraft
Людвиг Мелькерссон - преподаватель черчения и куратор в университете. Ирландец. Много пьет, курит. Очень педантичен и талантлив. Бывает грубым. Внешность брутальная: довольно мускулистый, носит щетину. Ввязался в интрижку со своим нерадивым студентом. Возраст ~ 40 лет. Персонаж принадлежит Margay
Мотоки - еще один ученик Людвига. Сосед Реми по комнате. Наивен и чист душой. Изо всех сил хочет подружиться с Реми. Лучший ученик в классе.
Людвиг
- Куратор?!
Я находился в Ирландии, когда мне позвонили из университета, в котором я преподаю, и предложили стать куратором группы первокурсников. Мне настоятельно порекомендовали не отказываться, сказали, они считают, что я вполне готов для этого. Что они подразумевают под "готов"? Морально? Профессионально? Это смешно, я и без них знаю, чего я стою. Или, может, каким-то образом просочилась информация о том, каким я раньше был учителем? Сплетни из Ирландии в Японию (путь не близкий) могли извратить всё в сто крат и выставить меня этаким Майком Тайсоном преподавания. Например, я откусывал уши нерадивым ученикам или руки им ломал! В принципе, я это и делал, только в моральном плане... В общем, не знаю, что там японские руководители и коллеги думали обо мне, но я воспринял их предложение, как вызов и решил согласиться.
Все последние дни перед вылетом в Токио я думал и гадал (ничего не мог с собой поделать), окажутся ли мои подопечные полными олухами или среди них будут те, для кого я могу представлять хоть какой-то интерес, как преподаватель.
Это испытание, говорил я себе. Постройка нового торгового центра, преподавательская деятельность в универе... И вот оно, счастье, теперь я куратор. Я раздумывал, стану ли я пить больше в этом году? Ум подсказывал, что, хорошо бы, сократить потребление алкоголя, но сердце кричало, что... ДА, ЛЮДВИГ, ТЫ СТАНЕШЬ ПИТЬ ГОРА-А-А-АЗДО БОЛЬШЕ, ЧЕМ РАНЬШЕ. Иначе ты не выдержишь, Людвиг.
Работа, от которой теперь морально я буду выматываться раза в три больше (спасибо декану), отсутствие постоянного сексуального партнёра (в этом году мистер Мелькерссон будет очень злым, ребятки, готовьтесь!)... В общем, нужно будет сразу по возвращению пополнить запасы своего бара.
По крайней мере, через несколько дней я свалю из этой сраной ирландской дыры. Когда я здесь, я скучаю по цивилизации. А Токио, как известно, цивилизация цивилизаций. Как моя семья может продолжать жить в этой глуши? Мне не понять. Когда мне было лет шестнадцать, я понял, что всё, к чему я могу стремиться в тех местах, где я рос, так это к тому, чтобы стать таким же алкоголиком, как мой отец. А оба моих братьев, что Колин, что Гаррет, видимо, решили пойти по стопам нашего папаши. К ним же присоединился муж моей старшей сестры Иты. А всё, что оставалось мне, - уехать. Вопрос "Куда?" даже не возник, так как я болел Японией с подросткового возраста. Я давно вызубрил разговорник, изучив его вдоль и поперёк, и даже занимался с репетитором, к которому ездил в Дублин раз в неделю, потому что дорога в одну сторону занимала 2 часа.
Реми
Лишь бы подальше, лишь бы забыть, лишь бы не видеть его… Куда? На Северный полюс?
А может, в Японию?
Все плохо. Хуже некуда…
Зачем ты меня бросил? Разве нам было плохо? Я не заметил. Чем я хуже твоей Натали?!
Позвонил в аэропорт. Заказал билет. Собрал вещи… Теперь что?
Не хочу ни с кем прощаться. Пошли они все!
- Принесите, пожалуйста, воды и одеяло, - попросил я стюардессу.
Достал из кармана свое маленькое круглое лекарство. Назову эту таблетку Зуккеро. Нет, не в честь тебя. Лишь в надежде, что она подсластит мою жизнь. Я обещал тебе, что завяжу с колесами… Но теперь это не имеет значения.
Маленькая Зуккеро уже начала действовать. Я завернулся в одеяло и закрыл глаза. Меня ждет другой полет, еще более увлекательный…
***
Какое-то собрание с куратором. Кто такой куратор?.. Отврат…
Неужели мне серьезно придется учиться? Как же меня все бесят! Я уставился в окно. Пасмурно…
Зуко… ты сделал мою куклу вуду и воткнул иголки в сердце?
Я надеялся, что попав в страну с уникальной культурой, смогу легко отвлечься от мыслей о тебе… Не зря я назвал таблетку Зуккеро… Ты как наркотик… Я подсел на тебя…
- Юноша! – резкий циничный голос, японский язык режет слух.
- Что? – медленно отвечаю я на английском. Звучит, словно я – богатенькая самоуверенная сучка. Ничего не могу поделать. После колес все делаю медленно и не говорю по-японски.
Поворачиваю голову, на меня смотрит какое-то угрюмое небритое лицо. Ниче не понимаю…
- У меня сегодня совсем не то настроение, чтобы все повторять дважды, девочка моя. Поэтому, если тебе неинтересно, можешь не мучить себя, а молча удалиться, пока я сам тебя не выгнал.
Длинная фраза… Слишком длинная…
- Мистер… - начал я.
- Мелькерссон, - испуганно шепнули мне слева.
- Мистер Меркельсон, - продолжил я на английском, - Я себя неважно чувствую. Давайте я просто посижу здесь, пока вы не закончите свои длинные и заумные речи, после чего мы с вами мирно разойдемся.
- Идиот! - опять зашептал кто-то, - Он твое имя спросил!
- Я, кстати, Реми, - снова обратился я… к куратору? Так как все явно ждали продолжения, я добавил:
- Самбора, - свалить бы уже поскорей!
Людвиг
Шли дни. Всё было лучше, чем я ожидал. Студенты были не столь тупоголовы и ленивы, как я ожидал. Большинство имело твёрдую "четвёрку" по моему предмету черчению. Но некоторые из студентов отличались от общей массы. Один из них слушал меня с открытым ртом (в дни похмелья я предпочитал не смотреть в его сторону, объясняя тему, очень уж бесил), домашние задание он выполнял идеально, все правила знал наизусть, всегда задавал много неглупых вопросов по теме и читал всю дополнительную литературу, которую я рекомендовал, понимая, что даже половину из неё прочитать нереально, а он мог. Это один. Удивительный японский любознайка.
Второй удивлял ещё больше. Он был худ и хрупок, его веки всегда были розоватыми, глаза затуманенными, и очень скоро я догадался, что парнишка на чём-то стабильно сидит. Иногда на парах он сидел притихший, иногда всерьёз дерзил мне и другим преподам. На него многие жаловались. По успеваемости он был последним в группе. Не то, чтоб совсем плох, но чуть хуже других. Вечная рассеянность, невнимательность и периодическая дерзость служили ему плохую службу. "Ты нарвёшься когда-нибудь", - думал я много раз, когда он выводил меня из себя, и скрежетал зубами.
Иной раз, объясняя что-то, я ловил на себе его взгляд и думал: "Почему то, как он смотрит на меня, кажется мне развратным?". "Потому что ты - гей, Людвиг, - тут же отвечал внутренний голос, - гей, который не трахался уже больше месяца".
Я понимал, что нужно что-то делать, потому что вышеописаный мальчишка портил мне всю картину. Из-за него статистика успеваемости в группе была ниже, чем могла бы быть, если бы он взялся за ум.
А звали его Реми Самбора.
Реми
Какой-то знакомый голос послышался из обволакивающего меня тумана. Сначала он доносился откуда-то издалека, но постепенно набирал силу.
- …вам настоятельно советовал бы…
Голос снова удалился. Хорошая розовая таблеточка))) Надо будет попробовать ее перед сном. Снотворное уже не помогает.
Розовая таблеточка))) Черт! Опять забыл, как называется!
- И что это за таблетка?
- Откуда я знаю?
- Что значит, откуда? Ты даже не знаешь, что ты употребляешь?
- А зачем? Я просто покупаю таблетки. Мне хорошо. А все эти названия… они такие мудреные…
- Моя блондиночка.
- А не пошел бы ты!
- Не злись. Иди ко мне…
- Самбора!!! – кто-то крикнул мне почти в самое ухо, и я без труда узнал скрипучий голос господина Яусико, - Боюсь, мне придется поговорить с вашим куратором о вашем отчислении! Специально сообщаю вам это на английском, чтобы вы поняли!
Я проморгался и прочистил голос:
- А в чем, собственно, дело? Разве сейчас не начало учебного года и… все такое? Сессия еще не скоро, а там я уж как-нибудь…
К моему величайшему удивлению Яусико побагровел:
- Вы не сдали ни одного домашнего задания!!!
- Э-ээ… Ну, да… А разве нам что-то задавали? – пытался въехать я.
- Да, задавали, - прошептал мой сосед по комнате, а сейчас и сосед по парте, Мотоки, - Тебя не было на нескольких парах. Может, ты просто не видел: их указали в расписании только потом.
- Ну, вот! Ничего удивительного! – громко и почему-то злостно заявил я, - Разумные люди не поленились бы сразу составить нормальное расписание! Мне что, поминутно туда заглядывать?! Может, скАжите еще вам задницу поцеловать?!
Господин Яусико, морщась, потер лысину, издал какой-то самурайский звук и проорал:
- В-ОО-ОН!!!
- Да подавитесь вы! – крикнул я в ответ и сгреб с парты тетрадь. Мою пустую, чистую тетрадь.
***
Урок черчения с самым строгим учителем на свете. То есть с нашим куратором. Вчера Яусико нажаловался ему, и после пары меня ждет выволочка. Я готов. Я ничего не употреблял перед парами и готов высказать ему все, что я думаю о методах преподавания в этом университете. Я выскажу все об этих дотошных людях с указками в руках, которые никак не могут оставить меня в покое, об этих садистах, которым доставляет удовольствие спрашивать меня именно тогда, когда я хуже всего себя чувствую. Весь преподавательский состав уже в курсе, что я часто «болею», как говорит им Мотоки. Этот наивный парнишка действительно так считает!
Как-то после особо забойной дозы мне было очень плохо. Страшно болела голова, я лежал в постели с насквозь мокрыми от пота простынями. Мотоки решил, что это обычная простуда и три дня ухаживал за мной: менял постельное белье, помогал мне переодеваться, кормил меня. В общем, он очень хороший. Думаю, именно тогда мы и стали друзьями. Единственное, что омрачало эту новую дружбу – наш куратор. Благодаря Мотоки он знал все подробности моей «болезни». Конечно, он ничего обо мне не спрашивал. Мотоки сам все рассказывал, наверное, пытаясь спасти мою репутацию и доказать, что я отсутствую по уважительной причине. Узнав об этом, я был в бешенстве и потребовал у Мотоки ничего больше не рассказывать.
- Но почему? – удивился Мотоки.
Ну, разве я мог сказать ему, что я – наркоман? Поэтому мне оставалось лишь махнуть рукой и молча злиться, когда улыбающийся Мотоки возвращался с пар и радостно сообщал:
- Ты знаешь, кажется, мистер Мелькерссон совсем не злиться! Я описал, каким слабым ты стал из-за болезни. Сказал, что вчера ты даже не смог удержать в руке кружку, но быстро идешь на поправку. И самое главное! Я уговорил его отложить срок сдачи твоих долгов по черчению!
Я вздохнул и отвернулся к стене. Долги. Я совсем забыл о них.
Я помню, что тогда почувствовал себя крайне беспомощным и слабым. Помню, как от обиды на весь мир у меня из глаз брызнули слезы.
Эта обида готовилась вылиться в гневную тираду о несправедливости жизни, и всю пару я сидел как на иголках.
- Урок окончен. Все свободны. Кроме Самборы.
Все поднялись, а я остался сидеть. Когда аудитория опустела, куратор стремительно подошел, повернул стоящий перед моей партой стул и сел лицом ко мне.
Я был готов. Я хотел кусаться, спорить, доказывать. Я смело смотрел ему в глаза, напряженный, словно сжатая пружина, готовая распрямиться в любой момент. На каждый его довод я заранее знал ответ.
Только никаких доводов почему-то не последовало. Куратор просто смотрел на меня, облокотившись на парту. Этот странный взгляд. Не недовольный, не гневный, не презрительный. В нем было всего понемногу. И еще отблеск усталости. Он смотрел так, что все заранее приготовленные мной ответы, мои мысли о несправедливости жизни, показались мне смешным детским лепетом. Нет, я ничего не могу ему сказать. Он слишком сильный для меня. Я снова почувствовал себя беспомощным и раздавленным и, наконец, отвел взгляд – теперь он упирался в парту.
Слова о моем отчислении так и не прозвучали. Вместо этого давящая тишина становилась еще напряженнее. У меня вспотели ладони. Нужно было что-то немедленно сказать или сделать. Но все, на что меня хватило, это снова попытаться взглянуть на куратора, чтобы, по крайней мере, узнать, что он сейчас делает. Встретив все тот же пронизывающий взгляд, я поспешно опустил голову.
- Свободен, Самбора, - тут же сказал куратор, - Пятое декабря – последний срок сдачи долгов. Надеюсь, двух недель тебе хватит.
Я быстро поднялся и, пробормотав «До свидания», вылетел из класса.
***
Его взгляд пронизывает меня насквозь. Я боюсь посмотреть ему в глаза, потому что он может прочитать мои мысли. Этот взгляд меня не отпускает. Этот взгляд такой тяжелый, потому что он полон страсти… Он слишком страстный. Я этого не вынесу… Его взгляд смущает меня. Я никогда не знал такого…У меня горит лицо. Я провожу потными ладонями по крышке парты. Напряженное молчание становится сексуальным. Эта напряженность постепенно переходит в мой член.
Он перегибается через парту и целует меня…
Игла циркуля упирается мне в горло. Сильное тело прижимает меня к стене. Свободная рука куратора освобождает меня от одежды…
Мои ноги обхватывают его талию. Опытные методичные движения его бедер приводят меня в экстаз. Я не просто стону, я вою. Я весь потный. Уже не от волнения, а возбуждения. Он тоже. Я замечаю на полу огромную лужу спермы и пота. С нас капают огромные капли пота. С его возбужденного члена и из меня капает лишняя сперма. Я хочу поцеловать его. Но мне в шею все еще упирается игла циркуля…
В глазах чернеет от оргазма…
- Реми! Реми! Проснись! Что с тобой? – на моей кровати сидит Мотоки и трясет меня за плечо.
Я брезгливо морщусь, чувствуя под собой мокрую простыню, и сажусь в кровати.
- Тебе плохо? Ты опять заболел? Позвать врача?
- С чего ты взял? – сонно спросил я и потер глаза.
- Ты кричал во сне!
- Что-что? – переспросил я и похолодел.
- Ну, не совсем кричал, скорее стонал. Но так громко, что я даже проснулся!
- Я стонал… - с презрением к себе осознал я.
- Что тебе снилось?
- Препод по черчению, - машинально ответил я. Тут я вспомнил весь свой сон от начала до конца и почувствовал, что краснею. Не может быть!
- Значит, это был просто кошмар, - облегченно вздохнул Мотоки, - Принести тебе горячего молока?
- Д-да, пожалуйста.
Мотоки ушел на кухню.
- О, боже, - тихо сказал я сам себе, отказываясь верить в свой сон. Я был в легком шоке, ведь я и не подозревал, что наш куратор способен вызывать у меня такие фантазии.
Я поднялся с кровати и пошел в душ.
Людвиг
Реми Самбора был ещё сложнее, чем казался на первый взгляд. Но дело не только в этом. Моя вина в этой истории заключалась в том, что мне просто было не до студентов. Я работал над важным проектом, самым большим торговым центром в Токио. Уставал и нервничал. А тут эти проблемы с Реми Самборой...
Во-первых, он не всегда готовился к занятиям (и не только к моим), а когда всё-таки делал домашнее задание, то, мягко говоря, не очень тщательно. Во-вторых, время от времени дерзил уважаемым профессорам нашего университета. И хотя иногда я бы и сам с превеликим удовольствием нелицеприятно высказался бы в их адрес в их же присутствии, это никуда не годилось. Реми Самбора заставлял меня нервничать и ломать голову перед сном, выдумывая, что мне с ним делать.
У мальчика явно были проблемы. Это видно сразу. Он употреблял какие-то наркотики, но точно делал это не из юношеской тяги к приключениям и пробам всего нового. Здесь были проблемы.
Проблемы, Людвиг, проблемы. Как же я ненавижу это слово. И самое неприятное в этой ситуации, что меня, как куратора Реми Самборы, эти проблемы касались напрямую. Они мешали ему учиться и прилично вести себя.
Я выяснил, что мальчик попал в универ не по блату. Я просмотрел его вступительные тесты. Неплохие результаты по математике и остальным предметам... Психологические тесты также в норме. Тестирование его IQ меня даже удивило. Результат выше нормы.
Индивидуальный подход, твердил я себе перед каждым уроком, ко всем должен быть индивидуальный подход, Людвиг.
Чёрт возьми, возражал я сам себе, это университет, а не ясли! А я преподаватель, который делает всё, что от него требуется и даже больше, а не детский психолог и не нянька.
Но я был уверен, что у Реми Самборы были серьёзные причины вести себя таким образом. Поэтому я позволил ему немного больше, чем обычно. О том, чем всё это закончится, я думать пока отказывался.
***
30 минут, у меня есть 30 минут. 30! Я лихорадочно стал бегать глазами по одному из тестов, которые мне только что сдали. У меня было полчаса на то, чтоб их проверить. Так как через час я уже должен быть в центре Токио и руководить строительством торгового комплекса.
Тесты нужно проверить как можно быстрее! Скорее! Их было около 70! С трёх групп... Хренова контрольная неделя, которая заканчивается завтра, а мне нужно заполнить ещё кучу ведомостей!
Чёрт возьми, я не могу сосредоточиться!
Я кое-как попытался сделаться как можно более спокойным. В таком состоянии я сумел проверить три с половиной работы, затем в дверь постучали...
- Войдите! - рявкнул и сжал челюсти от злости.
В аудиторию вошёл худощавый красивый молодой мужчина в черном сюртуке и с тростью и девушка в пышном платье, которое определённо заставляло вспомнить восемнадцатый век, с той лишь разницей, что он было чуть ниже колена, а не до пола. Они создавали впечатление вампиров из красивого мистического кино.
- Здравствуйте. Мистер Мелькерссон?
Я хмуро оглядев их и думая "Что за чертовщина?", кратко ответил:
- Да.
- Мы получили письмо от ректора... По поводу успеваемости нашего сына. Вернее сказать его НЕуспеваемости
Ректор? Письмо? Какой ещё сын? Неужели это Самборы? Хотя одного взгляда на этих странных людей было достаточно, чтобы определить их безусловное сходство с Реми. В какой ещё семье мог воспитываться такой парень, как Реми? По-моему, лучших условий для развития депрессии, нервоза и тяги к наркотикам не найти!
Да о чём я только думаю? Я им не судья!
Я жестом пригласил их сесть.
- Вы мистер и миссис Самбора? - дождавшись лёгкого кивка отца Реми (или он его брат? Гм), я продолжил. - Очень приятно, я куратор вашего сына. Да, так и есть, учёба вашего сына не слишком успешна.
Они заняли два стула напротив моего стола.
- Это я уже понял. Будете ли вы так добры озвучить конкретные претензии?
Мне казалось, мой мозг сейчас разорвется оттого, что мне жизненно необходимо заняться проверкой тестов, а этот денди разглагольствует тут такими оборотами...
- Хорошо, - ответил я, затем встал, подошёл к шкафу и достал стопку листов. Сел обратно и небрежно положил листы перед Самборами. - Это его самостоятельные и контрольные работы по некоторым предметам за последний месяц.
Там были в основном одни "неуд'ы". Пусть полюбуются, как старательно занимается их сынок. Наконец-то, это будет не только моей проблемой.
Отец Реми просмотрел все листы, беря каждый двумя пальцами за верхний уголок, и вздохнул:
- Как вы думаете, какова причина этого... хм... безобразия?
Я тоже вздохнул. Неужели не понятно?
- Причина, полагаю, в полном безразличии к учёбе, - мрачно пояснил я.
Ещё некоторое время я приводил им конкретные примеры полного нежелания Реми учиться, рассказывая о его поведении на уроках, после чего его мать обещала поговорить с ним.
Валите уже, думал я, ВАЛИТЕ!
- Я собираюсь позаниматься с Реми дополнительно, - продолжил я, - Но от этого не будет никакого толку, если ему всё это не надо...
- Мы поговорим с ним, мы постараемся сделать так, чтобы он понял нас, - ещё раз пообщела миссис Самбора. Какого чёрта, мелькнуло в голове, она не может быть его матерью! Одно дело молодо выглядящий японец, всё они юны на вид, но другое, когда девушка с европейской внешностью пытается выдавать себя за мать взрослого сына. Ей не больше двадцати! Или её хирург - виртуоз?
Остынь, Людвиг, это не твоё дело.
- Да, дорогая, иди найди Реми, а я скоро подойду, - мягко, но в то же время твёрдо сказал мистер Самбора. Она кивнула, попрощалась со мной и ушла.
Отец Реми продолжал сидеть молча. Я вопросительно посмотрел на него. Его взгляд был отрешённым и очень печальным. Тишина продолжалась несколько минут. Я, скрепя зубами, уже подумывал продолжить проверку тестов, когда вдруг Самбора-старший тихо заговорил:
- Я знаю, что вы очень хороший преподаватель и делаете всё от вас зависящее, и что инициатива должна исходить и от него тоже. Просто он совсем недавно пережил расставание с любимым человеком... Пожалуйста, будьте с ним помягче... Думаю, со временем всё наладится.
Затем он попрощался и оставил меня одного.